Крик похоти и страсти взметнулся к светлеющему небу.

— Эйна! — закричал ее муж и затрясся. — Нет, Эйна.

Женщина даже не посмотрела на своего мужчину. Тот затрясся сильнее и заплакал.

— Хватит ныть, — не переставая трахать Эйну, бросил я парню. — Ты сам во всем виноват! Не смог уберечь и защитить свою женщину. Ты не удержал ее. Видишь, она ушла от тебя… К нам ушла. Ко всему отряду. И ей это нравится.

— А! — заголосил сын старосты. — Эйна!

Но та не обращала внимания и, облизывая губы, запрокинула голову и насадилась на мой член. Принялась сама меня трахать.

Муж женщины дернулся вперед, желая спасти свою жену, но тут же получил еще один мощный удар по лицу и успокоился. Отполз назад, но так и не смог отвести взгляда от наслаждающейся процессом женщины.

С каждой секундой Эйна распалялась и кричала все громче и громче. А потом вдруг часто задышала и простонала:

— Да, Шип, да! Трахай меня. Так жестко, как только можешь…

Дважды меня просить не пришлось, и я приложил все усилия, чтобы доставить удовольствие ей и себе.

Муж Эйны уже не контролировал себя и выкрикивал что–то бессвязное и нечленораздельное. По крайней мере, за его всхлипами я не мог разобрать ни слова. Внезапно он выдохнул:

— Нет, Эйна! Пожалуйста…

— Заткнись! — крикнула Эйна и задергалась от наслаждения. — Отстань, замолчи!

— Эйна!

— Уберите его отсюда! Уберите! Чтоб не мешал! — выкрикнула Эйна.

Муж заорал еще сильнее, захлебнулся слезами. Отец парня не мог пошевелиться, но, все–таки, отвел взгляд и затих.

А я трахал Эйну все сильнее и сильнее. Знал, что все это сотворила моя Воля. Она проявила все истинные сущности, что находились внутри этих людей. Шипы и те безудержно бесновались за спиной, смеялись и в предвкушении ждали своей очереди. Только Наставник смотрел на все происходящее с невозмутимым спокойствием.

Я сломаю их всех. Теперь они будут танцевать под мою песню. Песню страха, отчаяния и надежды. А потом не смогут жить без этого мерзкого мотива.

Прикрыл глаза от наслаждения и хотел подумать о чем–нибудь, чтобы не кончить так быстро, но внезапно дернулся и замер. Перед моим внутренним взором предстало лицо… Ее лицо…

Кассия смотрела по–доброму, с теплотой и лаской. Она не осуждала меня, сама была такой же. Две кривые души. Вот только эти глаза…

Я почувствовал, что непроизвольно ускорился и уже трахаю Эйну с такой неистовой силой, что вот–вот кончу. Как и сама женщина.

Гнев устремился к груди, перерос в ярость и затопил меня.

Забыть, растоптать, избавиться. Убить! Выдрать Кассию из головы и из сердца!

Не вышло.

Тогда я с неистовой ярость принялся трахать Эйну. Та закричала. Закричала по–настоящему. От необузданной похоти, унижения, боли и дикой страсти. Все это я чувствовал в ней. А потом кончил прям в женщину.

Сделал шаг назад и чуть не упал. Ослабшие ноги подвели, стали мягкими и подогнулись. Шипы захохотали и принялись поздравлять меня. А потом начали по очереди трахать Эйну и щедро награждать ее своим семенем.

Я уселся прямо в грязь, перевел дух и посмотрел на старосту. Тот скорбно глядел в небо. Он не плакал и не молил никого ни о чем. Я посчитал его достойным человеком, но не потому, что так и было на самом деле, а из–за хорошего настроения. Ведь секс с этой прекрасной женщиной мне понравился. Не зря мы наведались в деревню!

Шипы тем временем продолжали трахать Эйну. Она несколько раз подряд кончила и не переставала делать этого и теперь. Вскоре у нее не осталось сил кричать от новых оргазмов, и она лишь тихо стонала и тряслась всем телом. Облизывала губы и закатывала глаза, за что получала новые порции семени.

Я перевел взгляд на мужа Эйны и понял, что он сошел с ума. Парень сидел в грязи, пускал слюни и бормотал что–то бессвязное.

Когда все бойцы побывали в женщине, я приказал им складывать награбленное добро в повозки и запрягать в них лошадей и быков. Шипы бросились исполнять мой приказ. Я поднялся с земли, перешагнул бьющуюся в конвульсиях множественных оргазмов Эйну и направился к ближайшему трупу. Подтащил тело крестьянина к дому старосты, вымазал руки в крови и принялся рисовать на стене эмблему клана Лэйн.

Закончил рисунок, обернулся к старосте и сказал:

— Привет от Лэйнов. Теперь так будет с каждым. Если сотрешь этот рисунок, то мы вернемся и отрубим тебе руки.

Староста ничего не ответил. Теперь, когда он понял, с кем столкнулся, ему захотелось жить. Он спрятал взгляд и сжался в комок. Его сын лежал рядом, плакал и смотрел в светлеющее небо.

— Уходим, парни! — крикнул я. — У нас еще много дел. Пошевеливайтесь!

Я осмотрелся и остался доволен. Мой план запущен в действие. Теперь остается только ждать и действовать дальше.

Глава 20. Вторая ступень

…

Архитектор муравей бредет на своей волне,

Генератор ахиней он несет в своей голове.

По хитину себя бей, что вырвешься из сетей,

Но ты всего лишь муравей,

Ты всего лишь муравей.

Среди диких орхидей бредет на своей волне,

Генератор ахиней он несет в своей голове.

По хитину себя бей, что вырвешься из сетей,

Но ты всего лишь муравей, всего лишь муравей,

Маленький глупый муравей.

…

Обрывки неизвестной песни, доносящейся из–за Грани.

— Я женюсь на ней! — в очередной раз заявил Гок. — И мне плевать, что вы на это скажете. Она — прекрасная женщина!

Топляк захохотал и поперхнулся. Во все стороны полетели крошки сыра и свежего хлеба. Головорез кое–как откашлялся, просмеялся, вытер проступившие слезы и сказал:

— Замечательная, кто же спорит?! Одни только ее отсосы чего стоят! Парни не дадут соврать, правда, ведь?

Шипы загоготали, закивали головами. Голая, напуганная женщина отползла назад и спряталась под повозку. Гок нахмурился и настырно сказал:

— Все равно женюсь…

Я выкинул обглоданную кость, отложил в сторону свежие овощи, вытер жир с губ и сказал:

— Не думаю, что мы найдем где–то подходящий наряд для такого случая. Да и твоя женщина… Выходить замуж голышом не лучшая идея.

Снова задорный смех.

— Мы проведем свой обряд! — не унимался Гок. — Мы же Шипы! У нас все свое. И обычаи, и традиции будут другими. Мы поженимся в открытом поле, а ты, командир, благословишь нас. Произнесешь напутственную речь…

— Боюсь, что не знаю слов, — отмахнулся я.

— И не надо, — заверил меня Гок. — Скажешь, как считаешь нужным. Потом поднесешь нам свой меч, и мы поклянемся на нем в верности друг другу. Поцелуем клинок и станем жить счастливо.

— Ты так легко променяешь вольную жизнь на женщину? — еле сдерживаясь, чтобы не засмеяться, спросил Дарэл.

— Она тоже будет грабить и убивать вместе со мной. Я научу ее всему! — выпалил Гок.

— Идиот, — с тяжким вздохом пробормотал Жгут.

Женщина, прячущаяся под телегой, округлила глаза и тихо заскулила.

Гок вскочил со своего места, окинул нас всех ненавидящим взглядом и выкрикнул:

— Если кто–то против — выходите вперед! Нас рассудят мечи!

— Грань всемогущая, — простонал я. — Просто убей ее и все. В чем проблема?

Гок выдохнул и сник. Его плечи опустились, кончик клинка коснулся земли. Он думал, что я, как командир, поддержу его, но этого не произошло. Головорез развернулся и обреченно поплелся к повозке. Женщина заверещала, понимая, что ей осталось жить всего несколько мгновений. Гок неторопливо вытащил ее из–под повозки, поцеловал в губы и перерезал ей горло. Женщина булькнула, задергалась и затихла.

Я удовлетворенно кивнул и снова принялся за еду. Свежие сочные овощи были очень вкусными, а копченое мясо пахло так ароматно и само таяло во рту, что хотелось есть, есть и есть. Все–таки эти крестьяне знают толк в еде. Или же это мы так сильно оголодали? Не суть. Во всяком случае, я быстро отвык от шикарных блюд, что подавали в поместье моего отца и смирился со скудными припасами, которые нам доводилось употреблять. И теперь копченое мясо и свежие овощи казались пиршеством.